Он шел через вечерний прилив, держа в руках сумку, спрятанную под резкими досками. Ласкающий взгляд падал на рябящую шерсть, и ноги несли подальше от жухлой травы.
Пузатый билет думал о городе, занесенном в краснеющие облака пара, когда его руки стали синонимом слова смерть. Из его тела выползал орошенный полями убийца, распыляющий блестящую моль на границах плиточного единства. Ямы смотрели на представление, но их свет мог разве что заваривать кофе на решетчатых веках. Его руки могли стать предметом бесконечных теорий, и причиной головной боли в перезревших муравьиных жилищах. Он мог бы остаться наедине с ласкающей пустотой и закрыть глаза, лежа на холодном столе с прозрачными стенами. Но чье-то желание сгубить свою жизнь спасло его вечерний сеанс неоправданных страхов. Убегающий жест измерил все переулки, и, задыхаясь, падал на тротуар от волнительного открытия…
Милая ведьма со шрамами на лице плакала как будто для дискомфорта от недосказанности запотевших витрин. Она хотела найти лекарство от смерти, хотя бы от признаков смерти в чужих глазах, но её ночные кошмары высыпали на руках одинаково проходящего незнакомца. Ради чьего-то билета в лучшее она оставила презирающие взгляды без предмета их обожания - она разлила все свои желания, и они утекли по скрепляющим руслам прочь. Последнее небо наконец-то избавило её от нескончаемого и мучительного одиночества, но лишь на пару мгновений. Сегодня пористое и высокое плыло в её выпадающих волосах.
Приближался гнетущий рассвет, который давал шанс прозреть и увидеть свежие яблоки, упавшие с мертвого дерева. Необразованный преподаватель просыпался, а его сыновья лежали и гнили у его ног, но он был доволен, как и все, кто наполнял его серые вены жизнью. Часы говорили о наступлении нового дня.

Мечтатели столпились вокруг заголовка утренних новостей, но никто не тешил ожидания лучшего. Их усталые мысли метались от давно позабытой встряски. Они стояли в предвкушении чуда, которое обещало произойти, словно танцы на заросшей могиле. Люди, которые набирали полные рты грязной воды, чтобы не нарушалось спасительное молчание, но их грязные рты были грязнее их безразличия, и оно заполняло их легкие, не давая пробиться предсмертным стонам захлебнувшихся в обыденности зевак.
Облако шума взрывало новую площадь, когда подоспели отвыкшие от работы уборщики мусора, пугающие и интригующие своей незавиднейшей участью.
Из ржавеющего катафалка вылез взъерошенный, худой дядя с вечно зудящими волосами. Вслед за ним выпала его правая рука, которая помогала ему от головной боли в виде назальных капель.
-Что это?
-Видимо, что твои блохи снова устраивают войну за глоток свежего воздуха.
-Война-это плохо. Допустим, ты сделаешь бомбу, но она взорвет твой маленький и уютный домик на берегу радиоактивного моря, что дальше?
-Ты говоришь как генерал.
-Пошел ты.
-Я ухожу домой. Ухожу! Я не стану больше ездить на твоем ржавом ведре, понял?! Убери тут все и составь доклад обо всех своих действиях. Пришлешь мне его, когда все будет кончено, но не раньше. И да, это не поэтому, а поэтому, тоже, что и всегда, но все же это мне кажется странным.
-Когда же ты отнесешься к миру серьезно?
Мимо проносились стаи и еле заметные бабочки.
-Слышал историю про парня, который вечно относился ко всему серьезно?
-Нет. Что там было?
-Он сидел ночью на кровати, сидел убитый великим горем…
-Каким же?
-Не перебивай! Он сидел так всю свою жизнь. Относился к своему сидению очень серьезно и выполнял всю работу на сто процентов.
-И что?
-Он встал с кровати и умер, умер от того…
-От того, что так и не выполнил свою работу?
-Нет, придурок.
-И от чего же он умер?
-Я что похож на того парня?
-И в чем же мораль?
-В том, что ты должен выполнить мои указания, а я должен быть дома и отдыхать! Таковы правила!
-Ты пьян?
-Я бы еще поговорил, но я уже сказал, что мне нужно забрать белье из прачечной.
-Лучше бы ты помыл голову, а не стирал каждый день свои портки, которые ты никогда не носишь.
-Весь мир пляж, нудиский пляж.
-Тебя опять оштрафуют за превышение скорости.
-Тебя репрессируют за инакомыслие, дубина.
Худой человек шел, почесывая свою беспокойную голову, смотря на окружающий его формализм. Ему хотелось спать, но еще больше он хотел умереть - умереть не смертью, а умереть для мира, точнее, чтоб мир умер для него, ибо в его представлении все окружающие было нелепо и не логично, как и сама его жизнь, которую он считал недоразумением. Но он не желал своей смерти - он хотел жить, но жизнь для него была мучительна и скучна, хотя, сам он не считал свою жизнь жизнью, он представлял себя вещью, которая лишь выполняет свои функции - функции, вложенные на него без его согласия. Окончания этой жизни он желал, и, как казалось всем окружающим, это было какой-то страшной и неизлечимой болезнью. Когда ты ходишь во сне, но ходишь во сне не на яву, а ходишь во сне во сне, ходишь и ищешь способы проснутся от этого сна, или хотя бы способы ходить во сне, но ходить еще и для всех, а не только для себя. Когда-то его хотели отправить в лечебницу, но он начал буйствовать и даже убил одного санитара. Тогда его определили работать в полицию, так как это была самая бесполезная и простая работа, которая не требовали никаких усилий. Его напарник был несовершеннолетним наркоманом, который ездил без прав, а из за того, что он был наркоманом к нему все боялись приближаться, и именно поэтому он работал еще и патологоанатомом. Хотя, он не смыслил в этом абсолютно ничего. Иногда, когда ему было скучно он заполнял разные бумажки, которые от него требовали власти, и часто писал, что причина смерти - передозировка наркотиками, видимо, он находил это смешным, хотя, ему казалось, что это не просто так, и он воспринимал это как знак завязывать с такой жизнью. В то время отдел по борьбе с наркотиками был сильно загружен работой, они все боролись с увеличением числа наркоманов на их участке…
Улицы покрылись шрамами от горизонтальных подъемников, словно старуха, соскребающая накипь со дна своих пожелтевших зубных протезов, они плавали в струях света, когда-то дающего стимул для пробуждения ото сна. Маленький мальчик подпрыгивал, чтобы достать с дерева улетевшие осколки лица, а на грозных лицах прохожих читались трескающиеся зубы.
Взъерошенный человек открыл дверь в свое логово, сел на стул и стал мечтать о покое, хотя, он никогда не выходил из дома больше чем на двадцать минут. Ножки старого стула не выдержали его мечтаний, и он рухнул, ударившись головой о неуместную стену. Через два месяца его нашли по запаху, а его напарник погиб в автокатастрофе, когда перепутал дорогу и кирпичную стену чьего-то жилища.
Убийца все еще гулял на свободе…